Меня ни разу не били и ночью никогда не вызывали. Других - случалось, но в камеру они уже не воз вращались.
(Продолжение. Начало в N 18 (288) "АиФ-Брянск".)
Неряха Ежов
В конце зимы меня перевели в Бутырскую тюрьму. Следователь вызывал несколько раз. В камере нас сидело четверо. Как ни странно, и сейчас помню их фамилии. Это журналист из "Правды" Павлов, замначгосплана Касаткин и бывший посол Латвии Коцньш. Последний много рассказывал о странах Европы, в которых он бывал. Я только рот открывал, до чего все было интересно. Мое детское воображение уносило меня на берега Темзы, на улицы Парижа, в музеи Италии. Дело в том, что до войны был сплошной "железный занавес". Ни в печати, ни по радио не просачивалась даже самая малюсенькая информация. Только официальные заявления ТАСС.
Когда началась война, Сталин пересажал почти всех, кто бывал за границей. В лагере я сидел с директором конного завода. Его "вина" заключалась в том, что он две недели был в командировке во Франции. Их, правда, было немного - выезжающих за границу. Это не теперешнее время. Но все-таки были. Вождь боялся, что они могут рассказать, как там живут.
Касаткин рассказывал про Ежова: он иногда с ним встречался. Говорил, что он ходил в неподпоясанной гимнастерке и каждый раз опаздывал на совещания. Кто осмелится сделать ему замечание? В это время Ежов уже был расстрелян, но об этом, конечно, никто не знал.
Я слышал, что в Бутырке в это время сидели 10 тысяч человек. При тюрьме была своя пекарня, библиотека, больница. Шли слухи, что заведовала библиотекой Каплан, совершившая покушение на В.И. Ленина (позже я об этом неоднократно слышал, но, возможно, это только слухи).
На 10 дней давали 3 книги. Вот тебе бумага, карандаш и заказывай любую. За исключением философской и религиозной литературы. Еще нельзя было писать имен Достоевского, Блока, Есенина. Там я прочел Дюма, Конан-Дойла и даже "Декамерон" Боккаччо.
Откуда такая шикарная библиотека? Ответ прост. Книги изымались у "врагов народа". Палачи, как известно, книг не читают, и все издания отправлялись в Бутырку.
Путешествие в "телячьем" вагоне
О войне я узнал на третий или четвертый день. Согнали нас на "вокзал" - большое такое помещение на первом этаже. Собралось там несколько сот человек. Там и услышал впервые слово "война".
Ночью запихали нас в "воронок", отвезли куда-то за город. Темнота, собаки лают, кругом охрана. Вызывают по одному. На фамилию надо ответить имя, отчество, год рождения и статью. Я страшно заикаюсь, но кое-как проговорил и - в "телячий" вагон. Он закрыт, хоть бы щель оставили, задыхаешься. Было, правда, там два окошечка - туда голову не просунешь. Пить жутко хочется, но не дают. На какой-то станции крики: "Мама! Мамочка!"
Приехали в Саратов. Идем по улицам, все смотрят на нас. Из репродуктора слышим песню "Священная война". В Саратовской тюрьме сразу набросились на воду, но получили только кипяток. Пьем, обжигаясь. По камерам там провалялся месяца два. Шла война - вагоны, конечно, более нужны для фронта.
Но вот вызывают к следователю. Тот вручает мне листок, на котором было напечатано, что такой-то решением ОСО (особое совещание) приговорен к трем годам лишения свободы за антисоветскую деятельность по статье 58, пункт 10 с отбыванием срока в Асинлаге. Что это такое - Асинлаг? Я не знал. И никто из сокамерников тоже.
И пошел я по этапам. В тюрьмы ведут колоннами. Конвоиры кричат: "Шаг вправо, шаг влево - считается побегом. Стреляю без предупреждения". Уж не помню, в какой город приехали. Охрана кричит: "Ложись!" А тут дождь идет, грязь непролазная. Но ложиться надо. Для чего это делалось? Да так, блажь конвоиров. Тем более, мы не люди вовсе, а "фашисты", "контрики".
В этом городе человек 50 втиснули в одну камеру, нар нет, даже сесть негде. В углу параша, на ней поочередно сидели. Ложились спать "валетом" и так прижимались друг к другу, что если ночью кто-то вставал, на свое место он уже не втискивался. Он ночь простоит, прижавшись к стене.
"Тюремный ресторан"
Привезли в Челябинск. Удивительная тюрьма. Бывшая церковь. В одной камере 450 человек. Нары четырехъярусные, но и там мне места не нашлось, пришлось лезть под нары. Тюрьму эту называли "круглосуточным рестораном". Пока последний доедал завтрак, первый уже получал обед. Шум, гам страшный. Все время происходит какой-то обмен, кто-то смеется, кто-то плачет. Короче, сумасшедший дом.
Через несколько дней зачитывают длинный список - человек 150. В этом списке и я. С вещами. Запихивают в "столыпинский" вагон. Я не знаю, почему такой вагон носит имя Столыпина. Может, была это его затея? Обыкновенный железнодорожный вагон. Только окна зарешечены да на дверях замки.
В каждом отсеке человек по двадцать. Под нарами я лежал с одним мужиком, старым лагерником. Я было хотел забраться на верхнюю полку, но он меня остановил:
- Запомни, в "столыпинском" вагоне сиди внизу. В лагерь пригонят, ищи верхние нары. Там теплее.
Спасибо тому лагернику. Кто лежал на верхних полках, изнывал от жары. Внизу тоже жарко, но терпимо. И еще сосед предупредил: не есть рыбу. В дороге водой не балуют. Это была правда. На все крики: "Пить! Пить!" конвоиры только метались по коридору, покрикивая: "Не положено".
Приезжаем в Новосибирск. Камера тесная, людей многовато. Ищу себе место на нарах. Ну что за невезение такое! Снова лезу под нары. Хорошо, что у меня осеннее драповое пальто. Мне его купили незадолго до ареста. Постелю его - ну чем не царское ложе?
Из Новосибирска - в Томск. Только здесь я узнал, что Асино - городок севернее Томска, а "Асинлаг" - лагерь строгого режима. И вот последний этап в лагерь. Снова "столыпинский" вагон, снова жажда, а за окном зима! ЛАГЕРЬ...
Здравствуй, Сибирь. Вот и увидел тебя воочию - неведомый край, место ссылок. Я еще не знал, что мне предстоит жить здесь почти пять лет; не знал, что испытаю голод, холод; не мог знать, что будут в меня стрелять и страшно бить. Что я встречусь с прекрасными людьми и с подонками тоже.
Все это будет впереди, а пока асиновский конвой встретил нас с собаками. Как обычно перекличка. Все целы (проверка в лагерях - любимое дело конвоиров. Как правило, утром и вечером. На вахте проверяют. Только придешь с работы в барак - снова проверка).
(Продолжение следует.)