Начало войны застало Ивана Гайдашова в поле, как и других парней и мужчин, тружеников колхоза "Ленинская искра".
Травы вымахали по пояс, погода - только суши и стогуй, закладывай скирды, а тут прибежала девушка от председателя колхоза и говорит: "Ваня, давай на конях за косцами. Война, война началась..."
Звезда за фрица
Пока его не призвали в армию, Иван работал на окопах, возил лес. В 19 лет ушел на фронт. Попал на Юго-Западный. Оказался в самом пекле и в атаку поднимался с криком "За Родину! За Сталина!" Молодой, высокий, русоволосый, насмерть стоял с одногодками за землю нашу. Да, за ту самую власть, которая отобрала у них дом, раскулачила отца с матерью. В общей беде, всенародном горе - это как бы отступило.
К Орловско-Курской дуге, где в боях плавился металл и гитлеровцы решили взять реванш за Сталинград, Иван Гайдашов подошел обстрелянным и опытным бойцом. На гимнастерке уже поблескивал орден Красной Звезды. Наградили за "языка". Тяжелый был фриц-офицер, знающий секреты. Взяли его как раз перед началом наступления. Служил тогда Иван Тимофеевич в полковой разведке, не раз ходил и брал фашистов в плен.
- Что касается боев на Курской дуге, - говорит Гайдашов - то всем, кто стоял там, кто понюхал порох той битвы - всем до единого, будь моя воля, самые высокие награды дал бы. Слишком уж была высока ставка той битвы. У них не вышло. И пришлось Гитлеру снимать с должностей своих генералов и фельдмаршалов. Полетел и Манштейн, командующий танковыми армадами. Их "тигры" и "фердинанды" под Прохоровкой горели как свечи. Застряли они в нашей обороне, крепко застряли!
На этом, можно сказать, война для рядового Гайдашова была закончена. Первое тяжелое ранение в плечо. Вылечили. Затем разрыв мины - и кисть левой руки без четырех пальцев. Второй осколок, этой же мины, прошел через коленный сустав ноги. И это сразу в одном бою, на этой самой дуге.
- Не знаю, не ведаю, то ли из боя вытащили меня, то ли после него подобрали, но пришел в себя в лазарете. Чуть позже был Астраханский госпиталь, долгое лечение и заключение врачей: инвалид второй группы. В местном военкомате посоветовали: езжай в Хараборинский район, поработаешь в колхозе. Домой, на Брянщину, хода не было: здесь еще немец стоял. Вот и пришлось продолжать, помогать астраханским колхозникам, пока не освободили Брянщину. 14 января 1944 года, я этот день и год на всю жизнь запомнил, возвратился домой, в Госому. Подходил к селу, а в глазах туман, слезы. Глядя на купола вконец разрушенной церкви, перекрестился: "Слава Богу, я дома! До - о - ма!"
Враг народа
А дом у Гайдашовых, Ивана Тимофеевича и Зинаиды Федоровны, был у самой церкви. Точнее, у ее развалин. По оставшимся стенам видно: это была большая, красивая церковь. Из красного кирпича, с колокольней и сияющими на солнце большими позолоченными куполами с крестами. Стоит, как памятник недалекому прошлому, как молчаливое напоминание о нем. Наконец-таки она дождалась своих реставраторов, оживает.
Рос Ваня в семье двенадцатым. Мать, Марфа Егоровна, домохозяйка; отец, Тимофей Назарович, был дьячком вот в этой самой церкви, что рядом с их домом. Должность отца, надо сказать, весьма незначительна. В православной церкви это всего-навсего причетник, псаломщик. А псалом, как известно, - это религиозное песнопение. Но в те времена-двадцатые - тридцатые годы - в это не вникали. Раз церковник, попу служит, значит, богат, противник народной власти. И точка, разговор окончен.
- Словом, прихожу как-то из школы домой, а учился я уже в четвертом классе, - рассказывает Иван Тимофеевич, - а в доме погром. Мать причитает, отец молчит, склонив голову. А незнакомые мужики ломают внутренние перегородки и все выбрасывают из дома на улицу.
- Вот такие, сынок, наши дела. Оказывается, мы уже не большая крестьянская семья, а кулаки, эксплуататоры, попу помощники, - тихо говорил отец. - Корову забрали, свинью с шестью маленькими поросятами, Лошадь угнали, а в доме нашем теперь будет колхозная мастерская. Нам велено взять самое необходимое - и в путь, в Сибирь. К завтрашнему дню сказали быть готовыми. Придут подводы...
У Вани накатились слезы, он не мог сказать ни слова. Отбежав от родителей в сторону, разрыдался. "За что? За какие прегрешения на нас кара?" - думал он. С семи-восьми лет он сам уже пас скотину, в двенадцать батя поставил за плуг: "Привыкай, сынок! Сестра и братья уже работают". Сердце у паренька кипело, душа кричала: "Что это происходит, люди? Разве вы не видите, как достается нам наш хлеб?"
Односельчане видели, знали это. И отстояли их, не дали выгнать из Госомы, не признали в них кулаков-дармоедов. Правда, скотину и дом им не вернули, из школы, из пятого класса, Ивана исключили. Шел ему тогда тринадцатый годок. Исключили, несмотря на то, что и учился хорошо, любознательным рос.
Трудовые будни
- Но это уже не беда. Главное, мы остались на родной земле, в своем селе. Жили у соседей, родственников, а в доме нашем, - продолжал Иван Тимофеевич, - стучали молотки, делали сани, телеги, парниковые рамы. В общем, все то, что нужно было колхозу "Ленинская искра". Вместе с матерью, сестрами работал в полеводстве, на конюшне, ферме. Не гнушался никакой работы...
В 1934 году умер отец, сестры повыходили замуж, и остался Ваня вдвоем с мамой. В 15 лет ему доверили пару лошадок, плуг и борону. Рад был неописуемо.
От нахлынувших воспоминаний он вначале замедлил шаг, присел у придорожной березки. Слезы душили его. Но это были не горькие слезы, а все накопившееся за время разлуки с родным селом, его людьми. Слезы воспоминаний, любви.
Прохлаждаться долго не пришлось, не до этого было. В селе женщины да ребятня малая, несколько стариков да инвалидов. В правлении колхоза, посмотрев на его руку и на то, как он ходит прихрамывая, сказали: "Не беда, принимай, Иван, полеводческую бригаду - и за дело. Сам знаешь: весенний день - год кормит". Дали один или два дополнительных трактора, двух лошадок, кое-какой сельхозинвентарь. В бригаде 12 - 15 женщин.
Работал. Все делал, как только мог. Хвалили и поругивали. Как могли, поддерживали. Видели ведь, с кем имеют дело. Более шести лет возглавлял бригаду. За это время женился, благо Зинаида Федоровна жила неподалеку. Заимел трех сыновей - Михаила, Николая и Ивана. Чуть позже, когда работал уже секретарем Госомского сельсовета, - дочь Татьяну. Дом построили. В общем, семья жила обычной трудовой жизнью. Одно огорчало Ивана Тимофеевича и Зинаиду Федоровну: никто из детей не стал ни хлеборобом, ни животноводом. Сыновья - строители, Татьяна - экономист.
Что касается Ивана Тимофеевича, то кем он только не работал: и экспедитором при сельпо, и бригадирил, и фермой заведовал. И все в Госоме, все в одном колхозе. Только называться он стал по-новому: Госомское отделение колхоза "Ленинец". Сейчас одно из отделений птицефабрики "Снежка". Должность старого солдата была - сторож машинотракторного парка.
Это когда я уже вышел на пенсию, после шестидесяти пяти лет, - улыбается он. - Никак не мог расстаться с работой. Пока дети не сказали: "Ну сколько же можно, отец?!" Уговорили: сдал дела...
Лет семь назад Иван Тимофеевич оступился и упал с домашнего крыльца. Сломал два ребра, ногу. Врачи по сей день навещают его, стараются облегчить ему жизнь. Все делают для этого и сын Михаил, его жена, внук. Заслужил Иван Тимофеевич это внимание, такую любовь. Заслужил всей своей жизнью.
