Когда началась Великая Отечественная война, Александру Толстову из Брянска было всего четыре года. Но, тем не менее, он помнит, как немцы вошли в его родной Новозыбков и как они вели себя с мирными жителями и партизанами. Тяжело пришлось людям и в послевоенное время, когда дети голодали, а одинокие старики замерзали в своих ветхих лачугах. Именно такие моменты своей совсем не детской жизни до сих пор остались в памяти нашего гостя.
Первым увидел немцев
Ольга Момот, «АиФ Брянск»: Войну вы встретили ребёнком, неужели что-то помните о событиях тех дней?
Александр Толстов: В памяти всплывают только отдельные эпизоды. Например, как к нам в Новозыбков немцы пришли. Я, кстати, первым их увидел. Или, по крайней мере, мне так казалось.
...Это было рано утром. Наш дом располагался так, что ближайшую окрестность было видно как на ладони, поэтому я часто встречал на крыльце рассветы. В один из таких рас-светов услышал иностранную речь, а потом увидел и самих немцев. По официальной версии, в Новозыбков фашисты пришли лишь вечером, но уверен почти на сто процентов, что утром.
- А бомбёжки помните, где прятались?
- Как нас бомбили, помню. Днём мы услышали гул самолётов, вышли на улицу посмотреть. Оказалось, что это немецкие бомбардировщики. Возле железнодорожной станции раздавались взрывы, в воздух поднимались столбы белого и чёрного дыма. Люди стали креститься и молиться.
Мы с матерью прятались в окопе на огороде. Фашистских самолётов, признаюсь, я тогда не боялся. Мне, мальчишке, скорее, любопытно было. Очень хотелось немецкого лётчика увидеть. Но как только я высовывался из укрытия, мать сразу хватала меня и обратно в окоп кидала.
- Александр Алексеевич, а что было самое страшное в войну, чего больше всего не хватало?
- Еды и тепла. Всегда хотелось есть, хлеба хотелось, а в то время это была большая роскошь. На рынке буханка чёрного стоила 100 рублей, для большинства семей – не по карману. Когда я учился в начальной школе, нас хоть как-то кормили. К примеру, давали маленькую булочку и чай на большой перемене, а после третьего класса и этого не стало. Поэтому вместо обеда мы бегали за яблоками домой или в футбол играли во дворе школы, двигались, и мысли о еде на время уходили. Топливом для обогрева сами себя обеспечивали. Обычно это была хвоя и сухие ветки, которые мы мешками носили, деревья ведь нельзя было рубить, а покупать - дорого. Правда, они сгорали быстро, тепло от них было ненадолго.
Смертельные забавы
- Поколению, у которого подорожание гречки вызывает панику, трудно понять, как можно вот так неделями, месяцами, годами не иметь возможности купить еды…
- Спасал огород, на котором мы сажали картофель, огурцы, помидоры и другие овощи. Клочок земли был небольшой, еле хватало, но у мамы был ещё один надел пополам с сёстрами на другом конце деревни. Там мы сеяли ячмень и сами его молотили. Двоюродныйбрат научился мастерить ручные мельницы, потом продавал их на рынке, а на вырученные деньги покупали еду. Летом в пищу шло всё, что можно было найти на земле или деревьях: семена липы, молодые колоски, за которыми мы ходили в поле, потом жарили на костре и ели. Грачей было много, взрослых птиц, правда, немцы отстреливали, а мы следом собирали из гнезд птенцов и варили из них суп. Помню, неподалёку от нашего дома стояла старообрядческая церковь, которую закрыли ещё до войны. Священника, кстати, моего крёстного отца, сослали на Соловки. Когда началась война, замок на храме сорвали, а там мука оказалась, видимо, не успели вывезти. Люди стали брать её себе. Мы с матерью тоже несколько раз ходили, и этот запас нам очень помог.
- Очереди за хлебом, продуктовые карточки - это непременные атрибуты истории войны, вам они знакомы?
- Конечно, летом ещё ничего, терпимо, а вот зимой это было настоящим испытанием. Хлеб привозили рано утром, но на всех жителей деревни его катастрофически не хватало. Для того чтобы получить паёк, приходилось занимать очередь ещё с вечера и дежурить всю ночь. Утром начиналось самое страшное: обезумевшая толпа сломя голову бежала к прилавку с карточками. Но старшие ребята научили меня одной хитрости: нужно, находясь в толпе, плотно прижать руки к груди, а ноги поднять, и людской поток нёс тебя. Этим приёмом я пользовался до 1947 года, пока карточки не отменили, и без хлеба никогда не оставался. Потом мы с ребятами так наловчились, что стали помогать немощным старикам. С тех пор очередей на дух не переношу.
- Неужели просветов, пусть и не радостных, но светлых, не было совсем?
- Какие уж тут радости, когда кругом война, голод, холод и разруха! Единственный светлый момент в этой жуткой картине - День Победы. Рядом с домом был парк, там играл оркестр, мы слушали музыку и радовались, что война закончилась. Да и забав в детстве у нас никаких не было, разве что самопалы. Делали их из найденных боеприпасов, их много под ногами было. Мы не понимали, что это опасно. Много несчастных случаев из-за этого потом происходило в округе. Ребятам кисти отрывало, они оставались инвалидами на всю жизнь, а одного из моих одноклассников гранатой насмерть разорвало – он вскрыл её, чтобы взрывчатку извлечь. Родители нас, конечно, ругали за такие «игры», наказывали.
Маму крест спас
- Терять близких на войне приходилось?
- На фронте погиб папин родной брат - Фаддей Толстов, судьба другого дяди по материнской линии – Пётра Зарецкого - нам до сих пор неизвестна. После войны он пропал без вести, что случилось, мы так и не узнали. А вот отца моего воевать не взяли, он был инвалидом по зрению, но в 1943 году его отправили в Краматорск - машиностроительный завод восстанавливать. Через какое-то время он там заболел и умер.
Я и мать однажды чуть было не потерял. Немцы приняли её за еврейку из-за тёмных кучерявых волос и хотели расстрелять. Когда фашист схватил маму за плечо, она достала крест, показывая тем самым, что русская. Это и спасло ей жизнь. Она и меня всегда коротко стригла от греха подальше.
- А говорят, попадались среди оккупантов и человечные люди?
- Добрых фашистов я не знал, но среди немцев, особенно пожилых, попадались те, у кого можно было выпросить конфету или кусочек хлеба. А вот итальянцы, венгры (или мадьяры, как мы их называли) были куда жёстче и агрессивнее. К ним вообще не подходи - убьют и глазом не моргнут.
Однажды я гулял возле дома, а навстречу мне шёл немецкий офицер, типичный такой, как в кино. Я маленький совсем был ещё, начал клянчить у него конфеты по неопытности, а он за кобурой потянулся. Еле ноги успел унести и спрятаться в огороде, потом мать меня под пол спрятала, так испугалась за меня.
На всю жизнь я запомнил виселицы. На площади, где сейчас здание администрации Новозыбкова, стояла виселица с повешенным партизаном. Оказалось, его выдал сосед. Позже партизаны поймали и собственноручно казнили предателя. Потом такие виселицы появились и в лесу, но уже с деревенскими жителями. Немцы делали это для устрашения, чтобы в лес не ходили. Это был один из страшнейших моментов в моей жизни.
- Александр Алексеевич, как вы считаете, почему сейчас спустя 70 лет в мире начинают забывать о тех ужасах, чего нам не хватает, чтобы жить в мире?
- Мудрости и подлинной памяти о том, что такое война. Большинство из нас не знает и не понимает, как страшно засыпать под непрекращающуюся канонаду автомата и взрывы разрывающихся снарядов, защищать детей и стариков от голода и произвола. Фашизму и национализму не должно быть места в современном мире, иначе всё было зря, а это не так.
Смотрите также:
- За то, что я не умер, всю жизнь буду благодарить маму – Владимир Андросов →
- «Такое не забывается». Евдокия Лемаева - о партизанском прошлом →
- Сострадание им чуждо. Война на Украине глазами беженцев →